— Уважаемый Жан-Клод, насколько важными, по Вашему мнению, являются монашеские труды, в частности, творения преподобного Симеона Нового Богослова?
— Я считаю, что сочинения, которые были переданы нам монашествующими, являются важными, прежде всего, для нашей духовной жизни. Они имеют основополагающее значение для всякого христианина, который стремится вести глубокую духовную жизнь. С момента моей первой встречи на Святой Горе Афон со схимонахом Паисием, который был недавно канонизирован решением Священного Синода Вселенского Патриархата, прошло уже более 40 лет.
Тогда он посоветовал мне читать произведения четырех святых отцов — Макария Египетского, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника и Симеона Нового Богослова. С тех самых пор я не перестаю ими напитываться. К этому небольшому списку можно добавить и других отцов, поучения которых весьма полезны для духовной жизни: отцов-пустынников с их апофегмами святого Дорофея Газского, святых Варсонофия Великого и Иоанна Пророка и в целом всех отцов, упоминающихся в Добротолюбии.
— Важны ли эти авторы сегодня для богословской и светской науки?
— В первую очередь, следует четко различать научный и духовный подходы. При духовном подходе мы читаем святых отцов как бы изнутри, присоединяя ум к сердцу, как мне всегда советовал мой духовник. Такой подход соседствует со смирением и молитвой, что помогает понять их труды.
Что касается научного подхода, то на первом этапе он состоит в том, чтобы подготовить текст, так называемое критическое издание. Это действительно научная работа, которая состоит в поиске разных рукописей, их классификации в хронологическом порядке, сравнении и восстановлении исходного текста, исключая все то, что было упущено, вставлено в него или комментировано переписчиками. На этом этапе научно-исследовательская работа состоит также в том, чтобы переводить тексты по возможности максимально близко к оригиналу и писать примечания с наибольшей точностью.
Подобная работа уже была предпринята великими издателями патристических текстов, такими как Никодим Святогорец и Макарий Коринфский в Греции, Паисий Величковский в России. Сегодня этот труд осуществляется при помощи больших ресурсов и более тщательным образом. Его результатами являются такие серии, как «Корпус христианских авторов» (Corpus Christianorum) и «Христианские источники» (Sources chrétiennes). На втором этапе специалисты работают над тем, чтобы показать отношения между различными авторами, выявив тем самым влияние, которое они испытывали, отличия между авторами, особенности их лексики, стиля и т.д. Эта работа предполагает уже внешний характер по отношению к текстам. Ее можно квалифицировать тоже как научную, поскольку при ее выполнении прибегают к истории и филологии. Однако она также включает в себя некоторые моменты, которые с точки зрения нашего отношения к святоотеческим текстам представляются проблематичными. Поскольку для нас труды святых отцов не сводятся ни к особенностям влияния, реальным или предполагаемым, ни к его происхождению, но всегда учитывают традицию православного восприятия, можно вспомнить здесь знаменитое изречение Евагрия: «богословом является тот, кто по-настоящему молится», тот, кто подчиняет богословие духовной жизни. Только в соответствии с этой традицией и опытом мы можем и должны понимать и интерпретировать святоотеческих авторов.
— Каковы различия в предмете патрологических исследований у разных христианских конфессий?
— Существует разница между конфессиональными подходами. Именно поэтому методы, используемые учеными западных теологических университетов и институтов, не могут быть приняты и воспроизведены православными без оговорок. Для нас, православных, отец Церкви всегда жив. Его учение, имеющее непосредственное отношение к Евангелию и основанное на личном опыте, выходит за пределы времени. Для нас святые отцы являются нашими современниками. Мы ощущаем это, когда молимся им, то есть актуализируем их присутствие. Вместе с тем они обладают также богодухновенным авторитетом, благодаря которому их заслуженно считают святыми подвижниками и называют учителями Церкви. Наконец, они включены в непрерывную и последовательную цепочку, которой является традиция. Поэтому они могут быть поняты только в контексте этой традиции и, следовательно, в контексте Церкви, ее прошлого и настоящего опыта. Католическая и протестантская методологии идентичны, первая испытала влияние второй, и они полностью секуляризованы. Эти методологии определяют отношение к святым отцам лишь как к писателям прошлого, учение которых является устаревшим и неактуальным. Характерным является тот факт, что для того, чтобы придать им научное обоснование, кафедры патрологии факультетов католического и протестантского богословия Страсбургского университета (два единственных в своем роде богословских факультета во Франции, признаваемых государством и выдающих по окончании обучения государственные дипломы) называют соответственно «Древней христианской литературой» и «Историей древнего христианства». Но их подход, который претендует быть гуманитарным и историческим, является ли действительно научным? На самом деле — нет. Во-первых, потому, что он не видит святых отцов в их духовном и реально традиционном контексте, а во-вторых, потому, что в толковании текстов он априори зависим от римско-католических и протестантских догматов. Это явно видно в течение последних десятилетий на примере бесчисленных кандидатских диссертаций, которые претендовали на объективное изучение творчества отцов, но на самом деле имели ярко выраженную идеологическую окраску.
Стоит отметить также, что за последние годы четко прослеживается тенденция в разных странах трактовать отцов Церкви как философов, так как обучение осуществляется преподавателями философии, не имеющими какой-либо патристической или богословской подготовки. Это не только приводит к ограничению значения и авторитета упоминаемых авторов, но и придает искаженный смысл их богословской практике, их образу мышления, их истинным ориентирам. Некоторые отцы иногда использовали понятия, взятые из философии Платона, Аристотеля, стоиков или неоплатоников, но они их преобразовывали и придавали им христианский смысл, помещая в рамки христианского образа мышления, очень отличающегося от языческого. Совершенно бесполезно говорить, что подобная философская трактовка отцов, которая также является формой секуляризации святоотеческих творений, абсолютно не является научной, так как философия — это та сфера, где противостоят идеологии и системы мысли, где нет ничего объективного, где все становится относительным.
— Что Вы думаете об уровне современного русского богословия? Какие перспективы видите для патрологии в целом?
— Признаюсь, я очень обеспокоен увлечением молодого русского поколения псевдобогословием западной науки. У меня иногда складывается впечатление возврата сциентизма коммунистического периода, который мы познали также и на Западе в конце XIX — начале XX века. Основная его идея заключается в том, что научное знание — это высшая форма знания. Я опечален и тем фактом, что русские и славяне, в целом, по-прежнему имеют комплекс неполноценности по отношению к Западу и его способу мышления. Этот тип мышления является продуктом гуманизма Ренессанса и псевдо-»Просвещения» XVIII века и в конечном итоге захватил протестантизм, а затем и современный католицизм, секуляризируя их все больше и больше. Безусловно, не следует полностью исключать науку, которая занимает свое место в разработке критических текстов или в исторических исследованиях. Хотя, опять же, существует проблема интерпретации, которая препятствует полной объективности. Русским исследователям полезно заимствовать у Запада определенные интеллектуальные качества: порядок и методологию в работе, чувство строгости и точности, усердие в доказательстве своего утверждения посредством использования ссылок и веских аргументов, усилия для получения логичного умозаключения. Можно добавить к этим качествам также заботу о необходимости при изучении автора или темы, связанной с его произведениями, владеть информацией обо всем, что уже было сказано специалистами по этому поводу. Это позволяет интегрировать информацию положительно, если она интересна и справедлива, или отрицательно, если она достойна критики. Отсюда исходит необходимость знать не только древние языки (греческий и латинский), но также четыре «официальных» языка патристических исследований: французский, немецкий, английский и итальянский.
В то же время мы должны понимать, что в богословии все не может быть и даже не должно быть научным, так как сам объект богословия — Бог и духовные реальности — находится вне процессов и рациональности, которые составляют область науки. При обращении к богословию мы, православные, должны уважать тайну Божественной реальности и православную веру. Я думаю, что вместо копирования западной модели, которое, как правило, способствует лишь секуляризации христианства и все большему охлаждению к нему интеллектуалов и народа, нужно разработать модель, которая сочетала бы в себе вышеупомянутые качества с особенностями собственно православного подхода к богословию и патристике, интегрируя ее в полноту православной традиции. Именно этого чувства традиции, как мне кажется, недостает многим молодым ученым и богословам, с которыми я встречался в России. Чаще всего это труженики, достигшие значительных познаний в определенной области, но они углубляются в детали и потому не могут расставить вещи в их глобальном контексте, контексте всех трудов автора в целом, а также в контексте той традиции, в которой он пребывает. Подробности для них часто заслоняют саму сущность, подобно тому, как дерево может заслонить лес. Многие начинают публиковаться, не обладая достаточной базой знаний и не имея для этого достаточно основательного образования. Или не получив правильного понимания православного богословия, достаточно сложного, требующего времени и терпения.
Протоиерей Иоанн Мейендорф сказал мне однажды, что невозможно претендовать на понимание христологии, не достигнув возраста 50 лет. Конечно, это была шутка, но она наполнена богатым опытом и знанием. Что касается меня, я не опубликовал ни одной книги и ни одной статьи до 42 лет. Предшествующие 20 лет были посвящены чтению, познанию и усвоению произведений святых отцов, без заострения внимания на их толкователях. За этот период я прочел почти все произведения греческих отцов, а также множество произведений латинских отцов первых веков. Сегодня я также обратил внимание на то, что многие молодые русские преподаватели и исследователи путают богословие с философией или смешивают их. У меня складывается впечатление, что русское богословие и патристика, какими их видит определенная часть молодого поколения, готовятся к возвращению в «Вавилонский плен», о котором говорил священник Георгий Флоровский касательно русского богословия XIX и начала XX века.
— Какую роль играет или могла бы сыграть патрология в межконфессиональном диалоге?
— Долгое время я считал, что она могла бы сыграть важнейшую роль, поскольку в первом тысячелетии Римско-Католическая Церковь имела ту же веру, что и Церковь Православная. Однако затем, в ходе второго тысячелетия, западная Церковь стала использовать нововведения и отклонилась во всех областях догматики, экклесиологии, литургики и т.д. Возвращение Католической Церкви к общей вере первого тысячелетия могло бы быть возможным посредством возврата к учению отцов первого тысячелетия, которое в принципе является для нас общим. Но, как я уже говорил ранее, подход чисто научный или объективный не вполне возможен и очень скоро сталкивается с различными толкованиями. Например, католические богословы всегда стремятся найти обоснование своих ошибочных доктрин Филиокве, или Непорочного Зачатия, или чистилища, или первенства папы в тех или иных отрывках из произведений отцов Церкви, которые мы понимаем иначе. Другой очень хорошо знакомый мне пример — святой Максим Исповедник, который в свое время являлся настоящим мостом между Востоком и Западом. Как я написал в моей книге, переведенной на русский язык, «преподобный Максим Исповедник — посредник между Востоком и Западом». Однако огромное количество католических патрологов его интерпретируют в свете томизма и схоластики, и мы не согласны с их интерпретацией.
— На Ваш взгляд, какое значение имеет византийская духовность для мира Православия наших дней, современного мира и культуры?
— Как я уже отмечал в многочисленных статьях и интервью, я считаю, что восточные отцы в целом, так же как и западные, в частности преподобный Иоанн Кассиан и святой Григорий Двоеслов, являются для нас всегда актуальными. Конечно, у них встречаются некоторые элементы, присущие историческому и социальному контексту их времени. Но в целом их учение всегда живо и сохраняет его универсальную ценность, потому что оно близко к евангельским источникам и зиждется на внутреннем опыте, который, будучи личным, является, тем не менее, универсальным, поскольку его основание — Христос, Который «вчера и сегодня и вовеки Тот же» (Евр. 13:8).
— Каковы роль и значение современного монашества в жизни Церкви?
— Я думаю, что сегодня оно имеет такое же основополагающее значение, как и в прошлом. Монахи ведут христианский образ жизни в максимальной его степени и дают пример жизни, полностью посвященной Богу, к которой призваны все христиане в меру своих возможностей. В Православной Церкви не существует разницы между духовной жизнью монаха и простого мирянина, так как для обоих целью их жизни является жизнь во Христе посредством борьбы со страстями, жизнь добродетельная в соответствии с Божиими заповедями. В разные исторические периоды России мы видим фундаментальную роль святых монахов в поддержании духовной жизни народа, начиная от преподобных Сергия Радонежского, Нила Сорского, Серафима Саровского, Оптинских старцев.
Я думаю, что для христианина приходская жизнь, будучи, безусловно, важной по своему вкладу в жизнь литургическую, сакраментальную и общинную, все же недостаточна для развития и углубления духовной жизни. Довольно трудно найти истинного духовного отца среди приходских священников. Даже если это удается сделать, нынешние правила Русской Православной Церкви, в соответствии с которыми исповедь необходима перед каждым причащением, приводят к большому количеству исповедников, вследствие чего исповеди проходят быстро, без достаточной глубины. Они не дают возможности истинного духовного окормления со стороны духовного отца. В монастырях же, напротив, можно найти истинного духовника и обучиться аскетическому образу жизни, в частности, внутренней борьбе и постоянной молитве. Не всегда легко бывает найти нужного человека, но в любом случае всегда полезно и даже необходимо для всех верующих совершать регулярные паломничества по монастырям.
— Существенно ли различие между монашеской жизнью первых веков и реальностью сегодняшних дней?
— Исходя из того, что я знаю о Святой Горе Афон, которую посещаю регулярно, могу сказать, что существует большая преемственность. Очень близкий к нам старец Иосиф Исихаст был истинным последователем отцов-пустынников, так же как и святой старец Паисий. Киновия во всех православных странах остается близкой к общежительной монашеской жизни, организованной преподобным Пахомием Великим и другими отцами общежительного монашества, такими как преподобные Феодосий Великий и Савва Освященный, святой Феодор Студит. Русское монашество на протяжении веков также является частью этой великой традиции и имеет своих великих представителей, которых вы хорошо знаете.
***
Справка: Жан-Клод Ларше родился в 1949 году на северо-востоке Франции в католической семье. Однако его занятия философией, включавшие чтение греческих отцов Церкви и их современных православных толкователей (особенно В.Н. Лосского), последовательно привели его в лоно Православной Церкви, в которую он и был принят в 1971 году архимандритом Сергием (Шевичем), ставшим впоследствии его духовным отцом. Отец Сергий был духовником богослова В.Н. Лосского и философа Н.А. Бердяева. Преподавал философию в течение 30 лет, параллельно работая над своими патрологическими и богословскими трудами, читая лекции и принимая участие в конференциях и семинарах в разных странах мира.
Автор 24 книг, порядка 100 статей, опубликованных в различных сборниках и международных журналах, и почти 600 рецензий, опубликованных в многочисленных французских и зарубежных журналах. Кроме того, он является издателем и автором вступлений французских переводов наиболее известных произведений святого Максима Исповедника, а также многотомной серии «Великие исповедники XX века», учредителем и директором которой он является в издательстве «Наш дом» в Париже. Его труды переведены в настоящее время на 15 языков: немецкий, английский, арабский, болгарский, корейский, испанский, греческий, итальянский, македонский, нидерландский, польский, португальский, румынский, русский и сербский.
— Я считаю, что сочинения, которые были переданы нам монашествующими, являются важными, прежде всего, для нашей духовной жизни. Они имеют основополагающее значение для всякого христианина, который стремится вести глубокую духовную жизнь. С момента моей первой встречи на Святой Горе Афон со схимонахом Паисием, который был недавно канонизирован решением Священного Синода Вселенского Патриархата, прошло уже более 40 лет.
Тогда он посоветовал мне читать произведения четырех святых отцов — Макария Египетского, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника и Симеона Нового Богослова. С тех самых пор я не перестаю ими напитываться. К этому небольшому списку можно добавить и других отцов, поучения которых весьма полезны для духовной жизни: отцов-пустынников с их апофегмами святого Дорофея Газского, святых Варсонофия Великого и Иоанна Пророка и в целом всех отцов, упоминающихся в Добротолюбии.
— Важны ли эти авторы сегодня для богословской и светской науки?
— В первую очередь, следует четко различать научный и духовный подходы. При духовном подходе мы читаем святых отцов как бы изнутри, присоединяя ум к сердцу, как мне всегда советовал мой духовник. Такой подход соседствует со смирением и молитвой, что помогает понять их труды.
Что касается научного подхода, то на первом этапе он состоит в том, чтобы подготовить текст, так называемое критическое издание. Это действительно научная работа, которая состоит в поиске разных рукописей, их классификации в хронологическом порядке, сравнении и восстановлении исходного текста, исключая все то, что было упущено, вставлено в него или комментировано переписчиками. На этом этапе научно-исследовательская работа состоит также в том, чтобы переводить тексты по возможности максимально близко к оригиналу и писать примечания с наибольшей точностью.
Подобная работа уже была предпринята великими издателями патристических текстов, такими как Никодим Святогорец и Макарий Коринфский в Греции, Паисий Величковский в России. Сегодня этот труд осуществляется при помощи больших ресурсов и более тщательным образом. Его результатами являются такие серии, как «Корпус христианских авторов» (Corpus Christianorum) и «Христианские источники» (Sources chrétiennes). На втором этапе специалисты работают над тем, чтобы показать отношения между различными авторами, выявив тем самым влияние, которое они испытывали, отличия между авторами, особенности их лексики, стиля и т.д. Эта работа предполагает уже внешний характер по отношению к текстам. Ее можно квалифицировать тоже как научную, поскольку при ее выполнении прибегают к истории и филологии. Однако она также включает в себя некоторые моменты, которые с точки зрения нашего отношения к святоотеческим текстам представляются проблематичными. Поскольку для нас труды святых отцов не сводятся ни к особенностям влияния, реальным или предполагаемым, ни к его происхождению, но всегда учитывают традицию православного восприятия, можно вспомнить здесь знаменитое изречение Евагрия: «богословом является тот, кто по-настоящему молится», тот, кто подчиняет богословие духовной жизни. Только в соответствии с этой традицией и опытом мы можем и должны понимать и интерпретировать святоотеческих авторов.
— Каковы различия в предмете патрологических исследований у разных христианских конфессий?
— Существует разница между конфессиональными подходами. Именно поэтому методы, используемые учеными западных теологических университетов и институтов, не могут быть приняты и воспроизведены православными без оговорок. Для нас, православных, отец Церкви всегда жив. Его учение, имеющее непосредственное отношение к Евангелию и основанное на личном опыте, выходит за пределы времени. Для нас святые отцы являются нашими современниками. Мы ощущаем это, когда молимся им, то есть актуализируем их присутствие. Вместе с тем они обладают также богодухновенным авторитетом, благодаря которому их заслуженно считают святыми подвижниками и называют учителями Церкви. Наконец, они включены в непрерывную и последовательную цепочку, которой является традиция. Поэтому они могут быть поняты только в контексте этой традиции и, следовательно, в контексте Церкви, ее прошлого и настоящего опыта. Католическая и протестантская методологии идентичны, первая испытала влияние второй, и они полностью секуляризованы. Эти методологии определяют отношение к святым отцам лишь как к писателям прошлого, учение которых является устаревшим и неактуальным. Характерным является тот факт, что для того, чтобы придать им научное обоснование, кафедры патрологии факультетов католического и протестантского богословия Страсбургского университета (два единственных в своем роде богословских факультета во Франции, признаваемых государством и выдающих по окончании обучения государственные дипломы) называют соответственно «Древней христианской литературой» и «Историей древнего христианства». Но их подход, который претендует быть гуманитарным и историческим, является ли действительно научным? На самом деле — нет. Во-первых, потому, что он не видит святых отцов в их духовном и реально традиционном контексте, а во-вторых, потому, что в толковании текстов он априори зависим от римско-католических и протестантских догматов. Это явно видно в течение последних десятилетий на примере бесчисленных кандидатских диссертаций, которые претендовали на объективное изучение творчества отцов, но на самом деле имели ярко выраженную идеологическую окраску.
Стоит отметить также, что за последние годы четко прослеживается тенденция в разных странах трактовать отцов Церкви как философов, так как обучение осуществляется преподавателями философии, не имеющими какой-либо патристической или богословской подготовки. Это не только приводит к ограничению значения и авторитета упоминаемых авторов, но и придает искаженный смысл их богословской практике, их образу мышления, их истинным ориентирам. Некоторые отцы иногда использовали понятия, взятые из философии Платона, Аристотеля, стоиков или неоплатоников, но они их преобразовывали и придавали им христианский смысл, помещая в рамки христианского образа мышления, очень отличающегося от языческого. Совершенно бесполезно говорить, что подобная философская трактовка отцов, которая также является формой секуляризации святоотеческих творений, абсолютно не является научной, так как философия — это та сфера, где противостоят идеологии и системы мысли, где нет ничего объективного, где все становится относительным.
— Что Вы думаете об уровне современного русского богословия? Какие перспективы видите для патрологии в целом?
— Признаюсь, я очень обеспокоен увлечением молодого русского поколения псевдобогословием западной науки. У меня иногда складывается впечатление возврата сциентизма коммунистического периода, который мы познали также и на Западе в конце XIX — начале XX века. Основная его идея заключается в том, что научное знание — это высшая форма знания. Я опечален и тем фактом, что русские и славяне, в целом, по-прежнему имеют комплекс неполноценности по отношению к Западу и его способу мышления. Этот тип мышления является продуктом гуманизма Ренессанса и псевдо-»Просвещения» XVIII века и в конечном итоге захватил протестантизм, а затем и современный католицизм, секуляризируя их все больше и больше. Безусловно, не следует полностью исключать науку, которая занимает свое место в разработке критических текстов или в исторических исследованиях. Хотя, опять же, существует проблема интерпретации, которая препятствует полной объективности. Русским исследователям полезно заимствовать у Запада определенные интеллектуальные качества: порядок и методологию в работе, чувство строгости и точности, усердие в доказательстве своего утверждения посредством использования ссылок и веских аргументов, усилия для получения логичного умозаключения. Можно добавить к этим качествам также заботу о необходимости при изучении автора или темы, связанной с его произведениями, владеть информацией обо всем, что уже было сказано специалистами по этому поводу. Это позволяет интегрировать информацию положительно, если она интересна и справедлива, или отрицательно, если она достойна критики. Отсюда исходит необходимость знать не только древние языки (греческий и латинский), но также четыре «официальных» языка патристических исследований: французский, немецкий, английский и итальянский.
В то же время мы должны понимать, что в богословии все не может быть и даже не должно быть научным, так как сам объект богословия — Бог и духовные реальности — находится вне процессов и рациональности, которые составляют область науки. При обращении к богословию мы, православные, должны уважать тайну Божественной реальности и православную веру. Я думаю, что вместо копирования западной модели, которое, как правило, способствует лишь секуляризации христианства и все большему охлаждению к нему интеллектуалов и народа, нужно разработать модель, которая сочетала бы в себе вышеупомянутые качества с особенностями собственно православного подхода к богословию и патристике, интегрируя ее в полноту православной традиции. Именно этого чувства традиции, как мне кажется, недостает многим молодым ученым и богословам, с которыми я встречался в России. Чаще всего это труженики, достигшие значительных познаний в определенной области, но они углубляются в детали и потому не могут расставить вещи в их глобальном контексте, контексте всех трудов автора в целом, а также в контексте той традиции, в которой он пребывает. Подробности для них часто заслоняют саму сущность, подобно тому, как дерево может заслонить лес. Многие начинают публиковаться, не обладая достаточной базой знаний и не имея для этого достаточно основательного образования. Или не получив правильного понимания православного богословия, достаточно сложного, требующего времени и терпения.
Протоиерей Иоанн Мейендорф сказал мне однажды, что невозможно претендовать на понимание христологии, не достигнув возраста 50 лет. Конечно, это была шутка, но она наполнена богатым опытом и знанием. Что касается меня, я не опубликовал ни одной книги и ни одной статьи до 42 лет. Предшествующие 20 лет были посвящены чтению, познанию и усвоению произведений святых отцов, без заострения внимания на их толкователях. За этот период я прочел почти все произведения греческих отцов, а также множество произведений латинских отцов первых веков. Сегодня я также обратил внимание на то, что многие молодые русские преподаватели и исследователи путают богословие с философией или смешивают их. У меня складывается впечатление, что русское богословие и патристика, какими их видит определенная часть молодого поколения, готовятся к возвращению в «Вавилонский плен», о котором говорил священник Георгий Флоровский касательно русского богословия XIX и начала XX века.
— Какую роль играет или могла бы сыграть патрология в межконфессиональном диалоге?
— Долгое время я считал, что она могла бы сыграть важнейшую роль, поскольку в первом тысячелетии Римско-Католическая Церковь имела ту же веру, что и Церковь Православная. Однако затем, в ходе второго тысячелетия, западная Церковь стала использовать нововведения и отклонилась во всех областях догматики, экклесиологии, литургики и т.д. Возвращение Католической Церкви к общей вере первого тысячелетия могло бы быть возможным посредством возврата к учению отцов первого тысячелетия, которое в принципе является для нас общим. Но, как я уже говорил ранее, подход чисто научный или объективный не вполне возможен и очень скоро сталкивается с различными толкованиями. Например, католические богословы всегда стремятся найти обоснование своих ошибочных доктрин Филиокве, или Непорочного Зачатия, или чистилища, или первенства папы в тех или иных отрывках из произведений отцов Церкви, которые мы понимаем иначе. Другой очень хорошо знакомый мне пример — святой Максим Исповедник, который в свое время являлся настоящим мостом между Востоком и Западом. Как я написал в моей книге, переведенной на русский язык, «преподобный Максим Исповедник — посредник между Востоком и Западом». Однако огромное количество католических патрологов его интерпретируют в свете томизма и схоластики, и мы не согласны с их интерпретацией.
— На Ваш взгляд, какое значение имеет византийская духовность для мира Православия наших дней, современного мира и культуры?
— Как я уже отмечал в многочисленных статьях и интервью, я считаю, что восточные отцы в целом, так же как и западные, в частности преподобный Иоанн Кассиан и святой Григорий Двоеслов, являются для нас всегда актуальными. Конечно, у них встречаются некоторые элементы, присущие историческому и социальному контексту их времени. Но в целом их учение всегда живо и сохраняет его универсальную ценность, потому что оно близко к евангельским источникам и зиждется на внутреннем опыте, который, будучи личным, является, тем не менее, универсальным, поскольку его основание — Христос, Который «вчера и сегодня и вовеки Тот же» (Евр. 13:8).
— Каковы роль и значение современного монашества в жизни Церкви?
— Я думаю, что сегодня оно имеет такое же основополагающее значение, как и в прошлом. Монахи ведут христианский образ жизни в максимальной его степени и дают пример жизни, полностью посвященной Богу, к которой призваны все христиане в меру своих возможностей. В Православной Церкви не существует разницы между духовной жизнью монаха и простого мирянина, так как для обоих целью их жизни является жизнь во Христе посредством борьбы со страстями, жизнь добродетельная в соответствии с Божиими заповедями. В разные исторические периоды России мы видим фундаментальную роль святых монахов в поддержании духовной жизни народа, начиная от преподобных Сергия Радонежского, Нила Сорского, Серафима Саровского, Оптинских старцев.
Я думаю, что для христианина приходская жизнь, будучи, безусловно, важной по своему вкладу в жизнь литургическую, сакраментальную и общинную, все же недостаточна для развития и углубления духовной жизни. Довольно трудно найти истинного духовного отца среди приходских священников. Даже если это удается сделать, нынешние правила Русской Православной Церкви, в соответствии с которыми исповедь необходима перед каждым причащением, приводят к большому количеству исповедников, вследствие чего исповеди проходят быстро, без достаточной глубины. Они не дают возможности истинного духовного окормления со стороны духовного отца. В монастырях же, напротив, можно найти истинного духовника и обучиться аскетическому образу жизни, в частности, внутренней борьбе и постоянной молитве. Не всегда легко бывает найти нужного человека, но в любом случае всегда полезно и даже необходимо для всех верующих совершать регулярные паломничества по монастырям.
— Существенно ли различие между монашеской жизнью первых веков и реальностью сегодняшних дней?
— Исходя из того, что я знаю о Святой Горе Афон, которую посещаю регулярно, могу сказать, что существует большая преемственность. Очень близкий к нам старец Иосиф Исихаст был истинным последователем отцов-пустынников, так же как и святой старец Паисий. Киновия во всех православных странах остается близкой к общежительной монашеской жизни, организованной преподобным Пахомием Великим и другими отцами общежительного монашества, такими как преподобные Феодосий Великий и Савва Освященный, святой Феодор Студит. Русское монашество на протяжении веков также является частью этой великой традиции и имеет своих великих представителей, которых вы хорошо знаете.
***
Справка: Жан-Клод Ларше родился в 1949 году на северо-востоке Франции в католической семье. Однако его занятия философией, включавшие чтение греческих отцов Церкви и их современных православных толкователей (особенно В.Н. Лосского), последовательно привели его в лоно Православной Церкви, в которую он и был принят в 1971 году архимандритом Сергием (Шевичем), ставшим впоследствии его духовным отцом. Отец Сергий был духовником богослова В.Н. Лосского и философа Н.А. Бердяева. Преподавал философию в течение 30 лет, параллельно работая над своими патрологическими и богословскими трудами, читая лекции и принимая участие в конференциях и семинарах в разных странах мира.
Автор 24 книг, порядка 100 статей, опубликованных в различных сборниках и международных журналах, и почти 600 рецензий, опубликованных в многочисленных французских и зарубежных журналах. Кроме того, он является издателем и автором вступлений французских переводов наиболее известных произведений святого Максима Исповедника, а также многотомной серии «Великие исповедники XX века», учредителем и директором которой он является в издательстве «Наш дом» в Париже. Его труды переведены в настоящее время на 15 языков: немецкий, английский, арабский, болгарский, корейский, испанский, греческий, итальянский, македонский, нидерландский, польский, португальский, румынский, русский и сербский.
Комментариев нет:
Отправить комментарий