Старец Паисий руководил своим послушником в духе истины, согласно правилу, которое гласит: истинный наставник приводит душу не к себе, а к Богу. Отец Исаак в свою очередь оказал совершенное послушание: он в полноте усвоил учение своего старца и сделал своим даже образ его мыслей. При этом отец Исаак остался абсолютно самостоятельной и независимой личностью, с уникальным духовным характером. Ученики говорят, что он был αὐτόφωτος (автофотос) – в буквальном переводе: «самосветящимся», то есть излучал свой собственный духовный свет. У отца Исаака не было какого-то культа старца Паисия, никогда он не подражал ему внешне: не копировал манеры поведения, жесты, слова и тому подобное. Его послушание было здравым, христоцентричным и рассудительным. Отец Исаак не цитировал, он воспринял самую сущность учения старца и поэтому стал способен говорить свое слово, пережитое опытно.
Позже, когда отец Исаак сам стал старцем монашеского братства, он и своих послушников учил подлинному послушанию, воспитывал их полноценными духовными личностями. Когда кто-то из его братства принимал важное жизненное решение и советовался с отцом Исааком, тот отвечал: «Божия воля о вас – это то, чего жаждет ваше сердце. Будьте независимыми от чужого мнения… Бог уважает свободную волю. Я хочу видеть вас спокойными, радостными и духовно преуспевающими. Это лучше, чем быть под давлением кого-то или чего-то… Однако помните главное: что бы вы ни избрали, делайте это свято».
Отец Исаак пришел на Святую гору Афон в 1978 году, оставив родину – Ливан. Он родился в деревушке неподалеку от Бейрута в 1938 году. Его семья была православной и благочестивой, отец с детских лет пел в церкви. Благодаря семье Фарес Атталах – такое имя дали отцу Исааку родители – полюбил Христа и Его Церковь. С детства Фарес любил уединение и молитву, а в 14 лет тайком ушел из дома в монастырь пророка Илии, за 5 километров от дома, но отец вскоре разыскал его и вернул домой. После окончания начальной школы в родной деревне Фарес выучился на плотника и работал в Бейруте. Каждый вечер, окончив работу, он шел в Школу византийского пения, которой управлял протопсалт Антиохийской Церкви.
1962 год отец Исаак впоследствии вспоминал как время своего истинного рождения. Летом того года он уволился с работы в самом роскошном отеле Бейрута и вернулся в свою деревню. С собой у него была сберегательная книжка со значительной по тем временам суммой: 3000 лир. Отдавая ее отцу, Фарес сказал: «Я бы хотел, чтобы вы разделили эти деньги между всеми членами семьи. А мне не нужно ничего, я буду монахом». Ошеломленный, опечаленный отец спросил сына: «Скажи, какие ценности этого мира нужны тебе, чтобы ты остался?» Фарес ответил: «Если и весь мир будет моей собственностью, я даже не взгляну на него… Моя жизнь не здесь, но в монастыре». Отец пытался уговаривать его, давил на самые болевые точки, говорил, что семья нуждается в заботе Фареса, но всё было напрасно. В тот же день Фарес покинул родной дом и в сопровождении брата Антония уехал в монастырь Успения Пресвятой Богородицы в регион Кура, на северо-западе Ливана. Это был полуразрушенный монастырь, в котором проживали всего два насельника: игумен Юханна (Мансур), позднее митрополит Лаодикийский, и еще один монах. Когда Антоний к вечеру вернулся домой, отец спросил его, в каком монастыре остался Фарес. Антоний ответил и прибавил: «Я уверен, что Фарес, поработавший в роскошном отеле, не проживет в этих развалинах больше двух-трех дней. Увидите, он возвратится домой». Тогда отец внимательно посмотрел на него и сказал: «Нет, трудности его не остановят… Он больше не вернется».
В монастыре Фарес показал себя искренним, ревностным монахом. Игумен Юханна направил его в богословскую школу в Баламанде, а в 1963 году Фареса посвятили в диаконы с именем Филипп. Затем, ведомый Промыслом Божиим, он продолжил свое богословское образование на острове Патмос, после чего, желая углубить знания, поступил на богословский факультет Фессалоникийского университета. В годы учебы он служил диаконом в кафедральном соборе святого Димитрия Солунского. Но главным событием того времени стало для отца Филиппа знакомство с монашеской жизнью Афона и со старцем Паисием, который стал его духовным отцом.
Закончив учебу, отец Филипп возвратился в Ливан, принял сан священника и некоторое время служил в одном из монастырей. Разразившаяся гражданская война вынудила его покинуть обитель, а вскоре и Ливан и снова приехать в Салоники. Здесь судьба его решилась окончательно. В 1978 году он получил благословение митрополита гор Ливанских Георгия и отправился на Афон, чтобы остаться там навсегда. Отец Исаак вспоминал, как вскоре после прибытия на Святую гору один почтенный старец-святогорец спросил его: «Ваша страна произрастила столько святых, это родина великого Исаака Сирина, а вы пришли сюда учиться монашеской жизни?» Отец Исаак ответил: «Наши святые отцы перенесли свой духовный опыт на Афон, здесь он сохранился, и я пришел в это святое место, чтобы снова обрести его». Древнему православному духовному опыту отец Исаак приобщился через старца Паисия, который, по рассказам учеников отца Исаака, и был главной причиной его прихода на Святую гору. Чтобы быть рядом со старцем, отец Исаак поселился в монастыре Ставроникита, неподалеку от которого в келлии Честного Креста жил преподобный Паисий
Внезапно он оказался перед небольшой могилой, о существовании которой раньше не знал
Через год отец Исаак переселился в келлию Воскресения Христова, в местности Капсала, также не очень далеко от келлии старца Паисия и от Кариеса, столицы Афона. Четыре года провел он в этой келлии в полном одиночестве. Здесь на него обрушились сильные скорби и искушения, которые не прекращались ни на миг и понуждали его оставить уединение. Борьба была жестокой. Однажды отец Исаак, изнуренный помыслами, прохаживался вокруг своей келлии. Внезапно он оказался перед небольшой могилой, о существовании которой раньше не знал. Некоторое время он стоял и смотрел на нее, молясь и думая о смерти. И вдруг, словно луч света озарил его измученное сердце, оно наполнилось спокойствием и мужеством, а все помыслы рассеялись. «Я умру здесь», – произнес он решительно. С тех пор искушения отступили навсегда, а память о смерти уже не покидала его сердца. Чтобы хранить и развивать ее, отец Исаак вырыл для себя могилу в саду келлии.
По свидетельству святых отцов, память смертная учит всякой добродетели, она охраняет от греха и дарует вкушение благобытия с Богом. Отец Исаак настолько проникся смертной памятью, что, по воспоминаниям учеников, его постоянным настроением было пасхальное. И это невозможно было скрывать, хотя сам отец Исаак всегда стремился хранить свою духовную жизнь в тайне. Своим ученикам он говорил: «Мы не должны давать объявлений о том, что мы делаем… Тайна монаха – его духовная жизнь… Чтобы внутренняя духовная радость не прекращалась, ее не следует проявлять во вне каким-либо энтузиазмом, ее надо скрывать от других». Отец Исаак избегал самой малейшей известности, особенно он не хотел, чтобы его считали преемником старца Паисия, поэтому даже его имя он редко произносил. Однажды некий мирянин, духовный сын отца Исаака, рассказал, как во время молитвы ему явилось какое-то чудовище, но он призвал своего старца, и оно исчезло, а сердце его исполнилось духовной радости. Отец Исаак объяснил, что причина произошедшего – правильное отношение послушника к старцу, а не добродетели последнего. И добавил: «Если вы будете возвеличивать меня, то Бог, даже против вашей воли, откроет вам мои грехи, и вы увидите, что я грешнейший из людей».
Ученики говорят, что отец Исаак жил по принципу: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл. 3: 1). Один из монахов его братства вспоминал: «Когда он посылал меня в Кариес за покупками или на почту или за чем-то еще, он говорил, чтобы я шел, слегка склонив голову и молясь про себя, и не “ловил” возможность поболтать с кем-нибудь, кроме как по порученному делу. Он настаивал, чтобы я шел в Кариес не по главной дороге, а тропинками. И особенно подчеркивал: “В Кариесе не будь общителен. Будь приветлив, но строг”. И напротив, когда он посылал меня помочь какому-нибудь немощному старчику, то благословлял беседовать и расспрашивать его, чтобы услышать какие-нибудь полезные рассказы из афонской жизни…
Свободно и рассудительно отец Исаак подходил и к вопросам монашеского устава, всегда он следовал духу, а не букве. Например, время от времени по уставу нашей келлии мы хранили полное молчание в течение целого дня. Но если ради душевной пользы требовалось поговорить, то мы прерывали молчание. Отец Исаак очень уважал уставы монастырей и келлий, куда мы ходили в праздники на бдения, и всегда им следовал. В случае же необходимости он открыто высказывал свое мнение по тем или иным уставным правилам. Как-то раз мы пришли в один монастырь. Было Вербное воскресенье. На тот год выпала ранняя Пасха, поэтому в монастырском храме было холодно. После службы отцы монастыря сказали папе-Исааку: “Отче, как же мы окоченели на бдении!” “А почему вы не затопили печку?” – поинтересовался отец Исаак. Те ответили, что, по уставу их обители, начиная с Вербного воскресенья печи не топят. Тогда отец Исаак сказал: “Благословенные отцы! Это правило "заржавело"!”».
Вот еще несколько наставлений, свидетельствующих об основательности ума и даре духовного рассуждения отца Исаака.
«Сами наши грехи могут стать орудием против дьявола». Конечно, отец Исаак не призывает грешить. Он говорил о всепобеждающей силе добра, которое само зло может поставить на служение благу через покаяние, молитву и смирение.
О монашестве: «Сначала монах должен надеть рясу “внутреннюю”, а затем уже “внешнюю”».
В связи с необходимостью «неразмышляющего» послушания старцу отец Исаак говорил: «Простые в духовном смысле – самые умные. Потому что они заняты только тем, что способствует их духовному прогрессу».
Своему послушнику он давал наставление, как добиться большей эффективности труда и сделать повседневную рутину источником освящения: «Лучше работать медленно и с терпением, творя умом молитву и рукой – крест, чем торопиться, боясь не успеть…»
О молитве: «Имей добрые помыслы, а молитву без помыслов».
«Когда будешь иметь действенную любовь, терпение, прощение и другие добродетели, тогда увидишь “пришествие” и молитва в сердце потечет свободно и без усилий».
Благоразумно и трезво отец Исаак смотрел и на программу экономической «помощи», которую Евросоюз начал оказывать Греции и Афону. Он понимал, чем всё это в итоге обернется, и предупреждал об опасности финансового порабощения еще в 1983 году, спустя всего пару лет после присоединения Греции к Европейскому экономическому сообществу. Летом того года к отцу Исааку в келлию пришли два монаха – антипросопы крупных монастырей. Они радостно сообщили, что Европа приняла решения финансово помогать Греции и выделяет отдельные средства на реставрацию афонских монастырей. Антипросопы весело спрашивали отца Исаака, что он хочет сделать в своей келлии и сколько ему для этого нужно денег. Некоторое время отец Исаак потрясенно молчал, а затем ответил с большим чувством, которое можно назвать «духовным гневом», надеясь таким образом пробудить их разум и совесть: «Отцы, неужели вы не понимаете, что происходит?! Вас соблазняют европейские деньги, которых мы не заработали?! Неужели вы не понимаете, что всё это делается для того, чтобы завладеть умами и совестью греков?! Нашу родину завоевывают! Вы что, этого не видите?!» О деньгах для Афона отец Исаак сказал: «Таким способом они подбираются, чтобы овладеть Святой горой. А потом обяжут нас исполнять их приказы, пустить сюда женщин[5]! Не соблазняйтесь, отцы! Это – троянский конь для нашего отечества!!!» Но монахи только улыбнулись «причудам» старца, который, по их мнению, не оценил душевного порыва европейских друзей с их безвозмездной, как они полагали, помощью великой Греции – родине европейской цивилизации и демократии.
О том, что же в действительности могла бы принести Греция в современную Европу, сам старец Исаак говорил: «Единственное, что может явить Греция Европе, – это Православие. Но боюсь, и я говорю это с болью, современные греки не в состоянии исполнить свою миссию. Клетка Православия в их организмах едва жива».
Будучи духовником, исповедуя множество людей в Греции и на Ближнем Востоке, отец Исаак хорошо знал душу современного человека. Малоутешительно было это познание: «У современного человека, – говорил отец Исаак, – всё внимание поглощено разнообразными вещами, так что он не имеет и секунды, чтобы вспомнить о Боге. А те, которые всё же стремятся быть в союзе с Церковью, совсем не чувствуют нужды в благодати Святого Духа, не ищут реального единения с Богом».
Видеть страдание и неблагополучие мира и в то же время обладать «пасхальной» радостью, о которой рассказывали послушники отца Исаака, – как это могло сочетаться в одном человеке? Такой вопрос задали однажды самому отцу Исааку: «Непостижимо, как личная духовная радость сочетается с печалью о мире, – ответил он. – Бог тайно утешает того, кто молится, страдает за мир и помогает людям. Бог утешает с такой силой, что от избытка божественной сладости человек забывает обо всем, даже о первоначальной цели своей молитвы». Еще он говорил: «Кто преуспевает в христианской жизни, тот исполняется радости и мира». Наверное, эти слова могут быть правильно поняты только тем, кто сам переживал посещение Благодати и подлинно духовную радость. Сам отец Исаак шел к ней путем трезвения, послушания и самоотвержения. Чтобы не принять фальшивку за истину, он честно и четко отличал земную радость от радости, нисходящей свыше, и отрекался от первой ради второй: «Смеяться нам – преждевременно, – говорил он. – Будем хранить сокрушение сердца, пока не придет к нам духовный смех».
«Обо всех я думаю хорошо», – однажды сказал отец Исаак ученику. Незатейливые слова, но жить и говорить так невозможно, как только Духом Святым, поскольку не плоть и кровь открывают это, но Отец, сущий на Небесах. Из подобных простых изречений состоят «Древние патерики», запечатлевшие опыт святых отцов, подвизавшихся на родине отца Исаака – в пустынях Ближнего Востока. Сегодня человек часто отмахивается от этого опыта, полагая его недоступным ни для понимая, ни уж тем более для воспроизведении в жизни.
Но вот, в тех же духе и силе говорит наш современник – ученик преподобного Паисия, «самосветящийся» папа-Исаак, свидетель истинности, силы и вечной юности православной духовной традиции, для приобщения которой он когда-то и пришел на Афон.
Комментариев нет:
Отправить комментарий